Дневник Антона Вячеславовича

Всё. Хана. Проект завалили. Ухожу в монастырь.

По-моему, я мог кое-кого напугать сегодня на улице своим видом. Во всяком случае себя в зеркале не узнал.

Сейчас-то я поостыл. Голова, вроде бы, прояснилась. Надо же, совершенно не помню, как до дома добрался. Надо что-то делать. То есть сначала думать, а потом уже делать. Чтобы не было впоследствие больно за неправильно выбранное решение.

Нет, голова всё-таки не та. Надо развеяться. А что может быть лучше для очистки мозгов и снятия нервного напряжения, чем в полный голос проорать вместе с Уитни Хьюстон первую песню из её альбома "Телохранитель". Ну ту самую: "I will always love you". Позавывать от всей души. И пусть соседи ужасаются. Зело помогает. Можно и под другие повыть. Но уже после. Но эта... Ну просто песня! Душа раскрывается.

Ничего дельного в голову не идёт. Всё возвращаюсь к тому треклятому заседанию. Будь оно неладно. Три часа просидел за мозговой атакой, а толку - кот наплакал. Вся надежда на день завтрашний. Утро вечера мудренее.

А теперь баиньки.

Ну и нажрался же я вчера. Всё-таки, что может быть лучше, чем хорошая компания и вкусная еда в новогоднюю ночь. Если верить, что "как встретишь Новый год, так его и проведёшь", то этот год будет потрясающим и все задумки исполнятся и воплотятся в жизнь. С голоду не помрём, и дела будут идти в гору.

Хорошо вот так в новогоднюю ночь, глядя на красавицу ёлку сквозь отогретое дыханием окно, сидеть у камина. Слушать, как воет ветер на улице. Вглядываться в игру пламени на поленьях. Так и мы играем судьбой, а когда её нить прекращается, уходим в никуда. Неправильно Норны всё-таки управляются с ножницами.

С детства обожаю Новый год. Не знаю почему. Может, из-за подарков. Обожаю получать подарки. В студенческие годы узнал, что дарить подарки - даже более интересное занятие, чем получать. С тех пор обожаю дарить подарки. Новый год - это вам не Рождество буржуинское. Тоже мне праздник! День рождения одного из бесчисленного сонма богов. Возвели человека в ранг Бога. Лучше бы праздновали день рождения Сергия Радонежского. Всё-таки человек столько сделал для Руси.

Нет, ну что вы. Ничего не имею против Иисуса Христа, но как человека, как соратника и коллеги. Ну не нравится мне его обожествление и всё тут. Поднимись я на глазах всего народа в воздух, так ведь Антихристом назовут и пособником дьявола. А всё из-за того, что привыкли быть стадом и нуждаться в пастухе. А мне пастух не нужен. Я сам кого хочешь пасти могу. Издревле на Руси ходит поговорка: "По ватаге атаман, а по овцам пастырь." В язычестве только ватага образуется. А в христианстве нужны овцы, там свобода мыслей и действия порицается и возводится в ранг греха. Всё, что только можно, грехом уже обозвали. А это не по мне.

А если честно, то Рождество надо встречать там, у них, в буржуинстве и забугорье. Какой это праздник! Что они там умеют делать лучше всех, так это отмечать Рождество. Обалденное действо! При этом надо присутствовать, это надо видеть!

Что это я, сам себе о праздновании Рождества решил рассказать? Дожил. Бе-едненький ты мой. Ла-апонька. Докатился.

Если бы я знал, что столько вопросов свалится на мою голову... Ждать-то я их ждал, но далеко не столько. Тут меня моя фантазия и подкачала. Привёз гостей, разрешил снять повязки с глаз и окинуть моё хозяйство свежим, непредвзятым взглядом.

Санька только и смог выдавить:

- Вау-у-у! Тошка, ты обалдел. На кой ляд тебе такие хоромы?

И весь вечер ходил, как сомнамбула, облазил все углы, а потом, уже в этом году, заявил мне:

- Вот вырасту большим, построю себе такой же, - и, чуть подумав, добавил. - А тебя найму в строители.

Тут мы стали с ним весело препираться, суть чего сводилась к выяснению ответа на вопрос: "Когда же это Санька вырастет и станет большим, если уже сейчас представляет из себя в меру упитанного мужчину в самом расцвете сил?"

Девчонок я сразу заставил заняться праздничным столом. Если быть точным, то его сервировкой. Всё остальное уже было сделано, заготовлено и приготовлено заранее. Деяние сие было задумано для того, чтобы отвлечь их от задавания глупых вопросов. Но вопросов избежать не удалось. Не представляю, как на презентации подобного жилища и обиталища можно избежать вопросов. С мужиками поговорили о методах строительства, о моих ноу-хау, о разных забавных случаях, происходивших когда-либо на стройке и просто о жизни.

Девчата были более эмоциональны и постоянно обвиняли своих мужей в чёрствости. Ольга каждые пять минут вздыхала, сочувствующе на меня поглядывая, как бы говоря: "Это ж надо такие хоромы отстроить!" Светланка приставала с вопросами о ценах и расценках. Иринке не терпелось узнать о метраже помещений, имеющихся удобствах и прочих разностях.

За вопросами легли спать чуть ли не с восходом солнца.

Всё-таки люблю я их, моих родственников. Таких разных и таких одинаковых. А от многих вопросов я просто ушёл. Переводил разговор на другую тему. Плавно или с наглым напором. Но всё равно эти обойдённые вниманием вопросы всплывали вновь. С новой силой. И уйти от ответов на них становилось с каждым разом всё труднее. Еле отбился.

Прошёлся по дому. Сбылась мечта идиота. Воистину, мой дом - моя крепость. Здесь, как нигде раньше, ощущаю защищённость. Здесь, как нигде раньше, посещает меня безмятежность. Последний раз я её испытывал, помнится, лет в 13 - 14. Золотые годы. Жизнь легка и приятна. Никаких забот. Всё решается само собой или даже кем-то за тебя. Никаких неприятностей. А учёба доставляет только удовольствие и новые впечатления.

Ну, всё. Гости просыпаются. Начался первый день нового года. Да пребудет в нём всё благоприятно.

С утра ввалился в гости Егорыч. В своих неизменных валенках, треухе, дублёнке и ватных стёганых штанах. Принёс с собой мороз и свежесть. С порога, ещё не успев раздеться, заявил:

- Ух-х-х! Мороз не велик, а стоять не велит. Бросай, Антоха, все свои заботы. Будем праздник пировать.

- Сколько раз тебе объяснять? Где же это видано было, чтобы 23 февраля праздником было? Его даже в календаре красным не помечают, - попытался сбить я его с толку.

- Мало ли чего не помечают. А всё ж праздник. День геолога там. Али ещё что.

- Ты бы и переход Суворова через Альпы стал праздновать. Дай только волю.

- Сам знаешь, что не стал бы. Есть праздники, а есть Праздники. И не важно, красно в этот день в календаре, али нет. Выходные красные, а то ж не праздники.

- Да ладно тебе обижаться. Ты тут пока похозяйничай, а я кое-что доделаю. Не бросать же с полдороги.

- А и не бросай. Кто ж тебе говорит бросать. Надо - значит надо. Что я, не понимаю что ли! Но отметить тоже требуется. Это дело святое.

Он занялся сервировкой стола. А я, так как знал, что сегодня придётся принимать дорогого гостя, то не планировал ничего грандиозного и просто осуществил ежедневный осмотр и технический контроль течения эксперимента в самых минимальных дозах.

Как-то сказал:

- Вот смотрю я на тебя, мужик ты статный, видный. За версту видать, что мужик. А ни бабы у тебя, ни дитя?

Объяснил я ему, что к чему. Извиняться он не стал. Он вообще никогда не извинялся. Считал это странными выдумками: "Если что-то делаешь, так и делай и нечего там телячьи нежности разводить. Извинением делу не поможешь." А просто объяснил:

- Я-то вижу, что сила в тебе мужицкая открылась. А открыться она может, коли ты женат был и дочь вырастил. А иначе не мужик ты, хоть и шестьдесят тебе стукнуло. Пацан пацаном.

- Когда женишься, - продолжил он свои объяснения, - получаешь часть силы. Но когда рождается дочь и ты с ней нянчишься и растишь - всё! Вся сила у тебя.

Спорить я тогда с ним не стал. Да и сейчас бы не взялся. Веяло от этих слов какой-то веками устоявшейся истиной.

Присоединился я к нему. Алкоголя не было. Что касается спиртных напитков и табачных изделий - Егорыч их терпеть не мог. Ещё одна причина, почему не пошёл на новоселье: "Сами курить небось будете, а меня пить заставлять начнёте. А мне это ни к чему." А объяснял своё отвращение к этим продуктам человеческой цивилизации так: "Сызмальства не научен, а сейчас уже поздно начинать. Да и с какой стати. Все, кого знаю, говорят, что зараза. А я людям верить привык."

А вот что любил и умел он делать, так это заваривать чай. Сам собирал и заготавливал травы, лист разный, да ещё всякую всячину. Смешивал всё это по одному ему известному рецепту или же поодиночке раскладывал. И заваривал. Как-то я сравнил его с мастером чайной церемонии, так он стал открещиваться:

- Это ты про тя-но-ю? Так ты это брось. Читал я про них. И по телевизору видал в "Клубе кинопутешественников". Ерундой занимаются. Уж больно долго делают. Ритуальное действие это, а не чаепитие.

- Где любят, а главное, умеют пить чай, так это у нас, на Руси. Только самовар для этого нужен. Вот не было у тебя самовара. А принёс я тебе его и что? Только из него теперь чай и пользуешь. То-то. Настоящий чай только из трав, которые возле твоего дома растут изготовить можно, - он шумно отхлебнул из блюдца.

- Вот навезли сейчас бананов там да апельсинов. А что это русскому человеку? Потрава да и только. А дай ты мне яблочко али же морковку, так я горы сверну. Что я, обезьяна - ихними бананами питаться.

- А ты их ел?

- Ел, как не ел! Внук давеча угостил. "На, - говорит, - дед, попробуй!" Так ведь трава травой. Вот говорят: "Что русскому хорошо, то немцу смерть." Верно говорят. Вот ты в городе жил. Пил воду из-под крана. Так не вода это. Химия одна. Немец бы помер, а ты живёшь и всё тебе трын-трава. Только смурной немножко. Так я к чему говорю. Ежели что негры едят али австралийцы какие, то это и русскому человеку по зубам. Мы всё, что хошь, переварим. Но только морковку родную эти деликатесы тебе не заменят. Детишек побаловать, конечно, можно, чтоб знали, что и как выглядит и на что по вкусу похоже. А так ерунда всё это, суета.

- Что-то ты разговорчив сегодня не в меру, - заметил я, потягивая чаёк.

- А ты меня не тормози! Я сам остановлюсь. Сегодня мой праздник. Только с тобой и захотелось его разделить за долгие годы. А на 9 мая не волнуйся, я в городе буду, к вечному огню загляну. Тоже, понимаешь, традиция. И вообще, что хочу, то и ворочу. Я сегодня от одного воздуха хмелею. И вина не надо. Сготовлю-ка я тебе сурю. А то пьёте дрянь всякую. Напомнишь летом. Солнце для неё нужно. Для сури-то.

- Язычник ты, диду!

- А кто нонче не язычник! - легко согласился он. - Сам-то поди тоже во Христа не веруешь?

- Не-а, не верую. Знаю.

- Вот то-то и оно! Христиане веруют, а язычники знают. Никакой, даже самый хороший, христианин тебе по полёту совы погоду на завтра не скажет. А ты просто знаешь, какой она будет. Верно?

Он не спрашивал, не искал подтверждения. Он утверждал.

- Как мы с тобой дом строили? Главное знать, что тебе надо. Знание - каким путём - не важно, оно идёт следом.

- Христиане они что? Они мечом вырезали язычество. Огнём выжигали. И никто из них свою правую щёку не подставлял. А наоборот всё норовил тебя по ней ухватить, да пошибче. Что так смотришь? Али не прав я?

- Прав. Ох, как прав. Слушаю я тебя, Егорыч, наслушаться не могу. Век бы слушал.

- А потому к тебе и захожу. Одного роду мы, одного племени.

- Персы вон, огню поклоняются. А русский человек кроме огня ещё без земли, воды, леса, неба вот этого жить не может. Простор ему нужен. А иначе душно.

Он задумался о чём-то своём, я о своём. Вдруг он сказал:

- Ешь пирог-то. С клюквой.

- Спасибо. Я ем. А ты мне вот что, диду, скажи. Что ты обо мне думаешь?

- А говорил уже. Мужик ты, до самой последней косточки мужик, - по-доброму ухмыляясь в бороду, сказал Егорыч.

- Да я не про то. Я про тайну свою. Вдруг зло я задумал, а ты мне помогал.

Егорыч не спеша подлил ещё чаю в блюдце. Отхлебнул. Пригладил бороду. Окинул взглядом. Серёзно, без улыбки. Посмотрел мне в глаза и заглянул через них в самую душу.

- Не знаю, что у тебя там за тайна, но то, что есть такая - то я ведаю. А скажу тебе вот что. Не можешь ты зло задумать. Не таков ты. И камнем можно голову проломить. Нет в тебе зла. Тоска да любовь. И сила. Мощь небывалая. А сильный он никогда не бывает злым. Это слабый норовит напором да наглостью силу заменить. В злости утверждается. Но всё равно слаб он. Духом слаб. Соплёй его перешибить можно.

- А тебе ещё раз повторю: мужик ты. И этим всё сказано. Не тревожься понапрасну. Что должно прийти - придёт, что должно уйти - уйдёт. Жизнь останется.

Хорошая мысль! Посылать письма через какой-то определённый срок. Приучить к этому родню. И отсутствие письма в должное время встревожит их и будет сигналом SOS. Этакий MAYDAY(5).

Это надо обмозговать. До малейших деталей. Эх, хороша мысль!

Боже, как я ненавижу войны. Сколько смертей я перевидал на них, скольких друзей схоронил... Стать бы сумасшедшим ниндзя. И убрать с лица Земли всех, кто затевает войны. Прекращение, я хочу сказать -преждевременное прекращение даже одной жизни в военных играх политиков перевешивает в своей цене все их амбиции, политические задумки и завоевательские планы.

Из-за блажи, которая приходит кому-то в голову, рушится привычная жизнь людей. Прекращается жизнь! Прекращается жизнь людей! Людей, которые могли кое-что сделать более нужное для человечества, чем сложить голову в военных действиях.

Из-за непомерных амбиций мы теряем... Мы только теряем! Никогда войны не доводили до приобретения. Никогда ещё войны не доводили до добра. Ибо война - это концентрированное зло. Война - это ненависть, помноженная на злобу и замешанная на мести, отчаянии, жажде наживы, на безысходности и ещё чёрт знает на чём.

И хотя ненавидеть, как говорится, нехорошо, но ненавидеть войну надо. Если мы будем относиться к ней индифферентно, с безразличием, то никогда войны не покинут нашей планеты. О войнах надо помнить, о них стоит напоминать, их нужно изучать и всё для того, чтобы они никогда, никогда больше не обрушивались на наши мирные жизни.

Не-ет, свою землю надо защищать. Мы не китайцы, мы не сможем растворить в себе завоевателей. А я даже и не собираюсь это делать. Кто с мечом к нам придет, тот им по ушам и получит.

Всё-таки я ужасный собственник.

Первый раз все испытывают три основных реакции: страх, обалдение и всеобщее непонимание, что же это с ним происходит и по какому праву. Либо что-то одно, либо в разных комбинациях и пропорциях. Затем может прийти удовлетворение, переходящее в удовольствие. Вы ощущаете песнь в себе, когда держите чужую жизнь в своих руках, на лезвии меча, в пальце на спусковом крючке, всё равно. Не детали важны. Вы ощущаете себя, подобным богам, могущим прервать жизнь. Или ничего не ощущаете, но самоупоённо продолжаете лишать жизни других. Тех, кто стоит против тебя, по другую сторону баррикад.

А затем приходит время, когда ты начинаешь ценить жизнь. Ты понимаешь, что нет ничего проще, чем убить человека. Ты осознаёшь, что нет ничего сложнее, чем убить человека.

Сначала вам кажется, что смерть - это послушное оружие в ваших руках. Но приходит день и сужденный час. И смерть поворачивается к вам лицом. И вы понимаете, что обойти её вам не удастся. И вы идёте за ней следом. Вы идёте к новому рождению.

Смерть - это не просто старуха с косой. Вернее было бы сказать, не только старуха с косой. Она принимает множество обличий. То это молодая девушка, зовущая вас за собой своей красотой, то это старец с лампадой, открывающий перед вами новые пути, то это мощный воин, которого невозможно одолеть ни в одном из многочисленных видов единоборств, которые он сам предоставляет вам право выбрать. Много, очень много обликов у смерти. И нельзя от неё уйти, невозможно отклониться от пути, на который она тебя выводит. Нельзя уговорить её повременить. Она образец неподкупности.

Но можно стать невидимым перед ликом её и пройти незамеченным своей дорогой. Но это только отсрочка. И только когда вы в третий раз успеете превратиться в невидимку, пока она не расстелила перед вами ковёр нового пути, тогда она даст вам карт-бланш и возможность выбрать самому время, когда отдать ей это тело. Но это не означает, что болезни и старость протекают мимо, не оказывая на вас своего воздействия. И все эти три раза она приходит разными путями и в разных обликах. И с каждым разом всё сложнее уклониться от предложенной ею дороги. Во многие не разы, но порядки сложнее.

Также нельзя призвать её раньше времени. Она покажет свой самый отвратительный облик, и кровь застынет у вас в жилах. Тогда она рассмеётся вам в лицо и скажет: "Ты не готов идти со мной". Но если не дрогнет ваше сердце, тогда она обратится золотоволосой девушкой, возьмет вас под руку и поведёт к новому рождению. Но такого ещё никогда не было. Не было ещё существа, которое бы не дрогнуло и не покрылось бы холодным потом при виде того ужасающего облика.

Она знает своё время и не даст вам ни одной лишней секунды, но она и не отнимет у вас этой секунды. Такова смерть. Столь же многоликая и непонятная, как и сама жизнь.

Видеть, как здоровый человек, розовощекий, вдруг становится землистого цвета от страха... И глаза, в которых есть всё: и тот же страх, и непонимание, и ожидание с какой-то непонятной надеждой, и отчаяние, и ещё чёрт знает что. Одно это на многое открывает глаза. Заставляет ценить жизнь. Свою и чужую.

Столько смертей я видел в своих бесчисленных жизнях. И я убивал, и меня убивали. И такое бывало. И не раз. Знаете, как это мерзко - умирать молодым? Не только молодым, но молодым в особенности. Когда ещё столько впереди, когда ещё столько не изведано и не испробовано?.. Когда ещё столько всего надо сделать? Эх-х-х.

Сегодня никакой работы. Праздник, он должен быть праздник, а не хухры-мухры какие-нибудь. Надо сходить в спортзал. Развеяться. А то совсем раскисну.

Солнцеворот. Судьбоносный день. Ничего хорошего он для меня не принёс ещё ни разу.

В этот день началась Великая Отечественная война. И в прошлой жизни я умер именно в этот день, будучи защитником Брестской крепости.

В этот день я потерял жену и ребёнка. Пьяный водитель "Камаза"... Нет, не могу вспоминать. Не дай бог такое кому-нибудь увидеть. Не дай-то бог. Совершил Пхо-ву(7) как мог. Удачно, по-моему. Как я это пережил, не понимаю. Как с ума не сошёл. А может и сошёл. Чуть до суицида дело не дошло. Просто приказал себе жить во что бы то ни стало. За себя, за них. Вот и живу.

В этот день случается множество мелких, но от этого не менее неприятных, проишествий. Столько всяких мерзостей случается в этот день.

В этот день судьба ходит по мне паровым катком. Раскатывает в блин, крутит в мясорубке, вращает в центрифуге катастроф и всячески сводит с ума. Только и остается удивляться собственной живучести и приспособляемости.

В этот день, вот уже который год, стараюсь провести большую часть времени дома. Отключаю телефон. Ни с кем никаких контактов. Полное затворничество. Лишь бы это невезение не перекинулось на близких мне людей.

В этот день я становлюсь трусливым зайцем, сжавшимся в комок концентрированного страха.

В этот день я становлюсь суеверным.

В этот день я ненавижу себя.

Я ненавижу этот день.